Сейчас уже вряд ли кто-то еще помнит разухабистую и легкомысленную песенку про курсисток и медичек из «Республики ШКИД» (из фильма и книги о школе для трудных подростков и беспризорников):
Не женитесь на курсистках –
Они толсты как сосиски...
А женитесь на медичках –
Они тоненьки как спички...
Надо сказать, что полвека назад эти незатейливые куплеты, как и сам фильм, и книга, по которой он был снят, были на слуху у всей страны. Ну, а в наше время вряд ли кто-то их помнит: и книга эта, и фильм незаслуженно забыты. Но все же советую прочитать эту занимательную историю или посмотреть фильм. Не пожалеете. Правда, сейчас многие предпочитают читать другие книги и смотреть другие фильмы: о ведьмах, вампирах, живых мертвецах и прочей нечисти. Но обо всей этой чепухе и нелепице говорить особо не хочется. Так что не буду развивать эту тему, а вернусь к курсисткам и медичкам...
Прапора, который с молодости был небольшого роста и сухощавого телосложения, почему-то всегда тянуло к особам женского пола с пышными формами. Так он и заприметил гарнизонную учительницу начальных классов. Позднее он и сам не мог толком понять, чем его прельстила молоденькая «училка» с типично деревенской внешностью и телосложением. Таким, что и «коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет», как писал Некрасов в своей знаменитой поэме о русских женщинах. Училке этой впору было с вилами на сенокосе управляться, а не учить детей премудростям начальных наук. Сам Прапор впоследствии отзывался об этой истории с иронической улыбкой, в то же время, пытаясь скрыть свое смущение:
– Попался на ее высокий интеллект (указывая при этом на грудь) и широкий кругозор (ориентир – немного ниже талии).
Ну а, потом грустно добавлял:
– Это, конечно, шутка...
Грустил он, конечно, не случайно: через несколько лет, когда дражайшая супруга родила ему сына и дочь, она из пышки превратилась в толстенную матрону, которую побаивались все первоклашки в школе. Да и не только первоклашки. Даже учителя-коллеги по работе старались ей не перечить в разговорах, а особенно в спорах даже по незначительным поводам.
Муся, как звали ее коллеги на любого оппонента, несогласного с ее доводами, наезжала как танк. И спорила до хрипоты, пока не добивалась признания своей правоты. Поэтому большая часть коллектива старалась с ней не вступать в споры, а уж тем более не перечить по мелочам, соглашаясь с любой чушью, которую частенько несла женушка Прапора.
Прозвище свое она получила из-за любви к народному пению. Как-то на коллективном праздновании нового учебного года (что было не редкостью в советское время), с приглашенным гармонистом, будучи в изрядном подпитии, она затянула давно забытую деревенскую песню, отчаянно перевирая слова и подвывая на «народный» манер:
«Уж как я свою коровушку люблю…»
А сидевший рядом физрук неожиданно подпел, подливая ей водки в стакан:
«Пойла я своей коровушке налью…»
Солистка от неожиданности поперхнулась, а, откашлявшись, продолжила дальше, так же отчаянно перевирая слова, как и подсюсюкивавший ей школьный «геракл»… Закончив свое лирическое повествование про коровушку – бурёнушку – подвыпившая певунья вдруг, шмыгнув носом и вытерев умильную слезу, промямлила:
– У нас в Дурыкино (откуда она была родом) коровушку нашу звали Муся.
– Так выпьем за Мусю и ее здоровье! – подхватил, было, кто-то из поддатой компании, но тут же осекся, после того, как пьяная прапорша заголосила:
– Нет уж боле нашей Муси, преставилась она…
– Ну, тогда, давай Муся, выпьем за твое здоровье – завопил истошным голосом физрук, перепутав спьяну, кого и как зовут.
Тут уж все собравшиеся так заржали, что кто-то чуть, было, не подавился селедкой под шубой – любимой закуской трудящихся советской эпохи. С тех пор и прилепилось к ней это негласное прозвище – Муся. И каждый раз, в разгар очередного спора, кто-нибудь ехидно подзуживал:
«Опять наша Муся размычалась!»
К слову сказать, Муся петь любила еще со времен жизни в деревне, где она провела свое детство. И, как многие деревенские бабы, любила по всякому подходящему случаю нарочито тоненьким голосом подвывать давно забытые советским народом песни. Бывало, усаживались на своем участке она и ее перезревшая дочка задницами прямо на траву и заводили противными писклявыми голосами:
«Называют меня некрасивою…»
И надо же было так случиться, что в один из таких моментов мимо проходил Доктор. Услышав, как две толстенные бабы колхозного вида подвывают на разные голоса, про то, что их считают некрасивыми, пытаясь изобразить удивление, воскликнул:
«Да не может быть!»
Но получилось не удивленно, а очень даже ехидно. Так что в ответ услышал он не благодарность, а пожелание пойти куда подальше…
С тех самых пор и нажил Доктор, в лице Муси, самого что ни на есть злейшего врага. Так же как и неприязнь ее «дочурки», которую родная мамаша прозвала Дусей.
